Павел Первый - Страница 10

Мария Федоровна. Петр Алексеевич, Петр Алексеевич… Я хочу знать, слышите, я хочу знать все… Я вам приказываю… Мы здесь все вместе, одни, и можем обсудить на семейном совете…

Пален. Какой уж тут совет семейный!.. А впрочем, одну минутку, ваше величество. (Говорит в дверь направо.) Поручик Марин, вы? Ну, ладно. Смотрите же, сударь, от дверей ни на шаг, и если кто пройдет, доложить извольте немедленно. (Возвращаясь – к Марии Федоровне.) Итак, вашему величеству угодно?.. (Роджерсону.) Куда вы, господин доктор, подождите, сделайте милость: вы нам нужны, вы нам теперь нужнее, чем кто-либо.

Роджерсон. Даст Бог, все обойдется.

Пален. Кажется, без вас не обойдется.

Мария Федоровна. Да говорите же, говорите, граф, что такое?..

Пален. А то, ваше величество, что надо быть готовым ко всему. Мы объявляем войну пяти-шести европейским державам.

Мария Федоровна (всплескивая руками). Herr Iesu! Пяти – шести…

Пален. Да. Сколько именно, я, признаться, и счет потерял. А когда доложить осмелился, не много ли будет, то ответить изволили: «Сколько бы мух ни жужжало у меня под носом, я их гоню». – Но нам Европы мало, нужно и Азию; поход на Индию…

Мария Федоровна. На Индию!

Пален. Да, по следам Александра Македонского, к священным водам Инда. Двадцать тысяч Донских казаков уже выступило к Оренбургу и далее, по степям неведомым, без обоза, без продовольствия, без дорог и даже без маршрутов. Велено завоевать Индию – и завоюем.

Мария Федоровна. Граф, граф… aber um Gottes willen… что вы говорите? Может ли быть, чтобы мы ничего не знали?

Пален. Я и сам не знал до последней минуты и, чай, многого еще не знаю.

Мария Федоровна. Господи, Господи… что же будет?

Пален. А будет, полагаю, то, что англичане Индию даром отдать не согласятся и пожалуют к нам в гости. Не сегодня-завтра флот их появится у наших берегов и начнет бомбардировать сперва Кронштадт, а потом и Петербург.

Мария Федоровна. Петербург! Herr Iesu!

Пален. Да, и мы погибли – погибла Россия.

Мария Федоровна (всплескивая руками). Господи, Господи… что же делать?

Пален. Делать нечего, ваше величество, – погибать, так погибать.

Мария Федоровна и Пален говорят тихо.

Константин (Александру, кивая украдкой на Палена). Прехитрая бестия!

Александр. А что?

Константин. Разве не видишь, к чему клонит?

Александр. К чему?

Константин. А к тому, что батюшка спятил.

Александр. Что ты, Костя!

Константин. Ну да, а то как же? И знаешь, Саша, ведь, может быть, и вправду… Голова-то у него умная – умнее, пожалуй, всех наших голов, да есть в ней машинка, на одной ниточке держится, – а как порвется эта ниточка – машинка завернется – и капут!

Александр. Страшно…

Константин. Да, страшно… А впрочем, наплевать – все там будем…

Мария Федоровна (тихо Палену). Как? Как? Повторите.

Пален. Я вижу, говорит, что пора нанести великий удар.

Мария Федоровна. Великий удар? Что ж это значит?

Пален. Не знаю, ваше величество, подумать боюсь…

Мария Федоровна (всплескивая руками). Ах, понимаю, я теперь все понимаю. Он хочет меня и нас всех… Боже мой! Боже мой!.. Так вот, что значит… «Ежели, говорит, сударыня, вы Екатерина II, то я вам не Петр III». Я тогда не поняла, а теперь… теперь… Да ведь это значит, что я хочу его… Herr Iesu! Это я-то, я… Paulchen, Paulchen!

Плачет. Входит поручик Марин.

Марин. Государь император!

Все ждут в оцепенении. Входит Павел и, остановившись в дверях, со шляпой на голове, с тростью под мышкой, скрестив руки, тяжело переводя дыхание, глядит на всех молча. Потом подходит по очереди к Марии Федоровне, Александру, Константину и Палену, останавливается перед каждым из них и глядит в упор. Наконец возвращается к двери, вдруг, на пороге, обернувшись, высовывает язык и, громко хлопнув дверью, уходит. Мария Федоровна падает в обморок. Роджерсон приводит ее в чувство. Входит Кутайсов слева, Марин туда же уходит.

Мария Федоровна. Что это было? Что это было?

Роджерсон. Ничего, ваше величество! Даст Бог, все обойдется. Не угодно ли водицы?

Константин (тихо Александру). Машинка завернулась.

Пален. Ну что, как вы полагаете, доктор?

Роджерсон. А что, граф?

Пален. Как что? Да вот что тут было сейчас?

Роджерсон. Ничего не было.

Пален. А язык?

Роджерсон. Ну, мы, доктора, к этому привыкли: все пациенты нам язык показывают.

Мария Федоровна. Что это было? Что это было?

Пален. Ничего не было, по мнению господина доктора, нам померещилось. Мы все, должно быть, сходим с ума – прескверная штука, не угодно ли стакан лафита!

Мария Федоровна. Доктор! Доктор! Ступайте же к нему скорее!

Роджерсон. Ваше величество, меня и давеча прогнали, да чуть не прибили. Пусть уж лучше кто-нибудь другой…

Мария Федоровна. Граф!

Пален. Нет, слуга покорный, я в сражениях бывал и ядрам не кланялся, а туда не пойду, – воля ваша, государыня, хоть казните.

Мария Федоровна. Александр! Константин!

Константин. Да ведь мы, матушка, под арестом – куда уж нам!

Кутайсов. Ваше величество, дозвольте, я…

Мария Федоровна. Ax, mein lieber Иван Павлович, ради Бога!

Кутайсов. Ничего-с, ничего-с, будьте благонадежны, ваше величество! Кстати обедать пора – доложить и попробуем. Малой мышки лев не обидит: я мышкою-с, мышкою-с. Вот так, потихоньку, потихонечку…

Уходит.

Константин (приотворяя дверь и заглядывая). Подкрался. – Слушает. – В щелку глядит. – Скребется. – Отперли. – Вошел. – Ну, что-то будет?