Пятый. Куда, черти, прете?
Шестой. Пусти!
Седьмой. Стой!
Восьмой. Я тебя, сукин сын, в морду!
Девятый. Бей! Бей! В штыки их, братцы, изменников!
Женский визг. Задавили! Ой-ой! Помогите!..
Ливен. Государыне дурно!
Мария Федоровна. Бегите, бегите, господа! Спасайте императора! Paulchen, Paulchen!..
Мария Федоровна падает в обморок. Входит Павел. За ним – Анна.
Павел (в дверях). Что это?.. Что это?.. Бунт?..
Офицер (солдатам). Стой, ребята! Государь.
Павел. Смирно-о!
Солдаты, взяв на караул, строятся. Шум стихает.
Павел (Палену). Скажите же, сударь, на милость, что это? Как осмелились?..
Пален. Не могу знать, ваше величество! Должно быть, опять тревога фальшивая, как тогда, в Павловске, от рожка почтового, и здесь, в Петербурге, от бочки пустой…
Павел. Сами вы, сударь, бочка пустая!.. (Наступая на солдат.) Палок! Плетей! Шпицрутенов! Я вас всех!..
Анна (бросаясь к Павлу). Государь!
Павел. Нет, нет, княгиня, оставьте!.. Вы не знаете…
Анна (тихо). Знаю, Павлушка, знаю, миленький, – верные все. Разве не видишь, как испугались?..
Павел. Испугались? (Старому гренадеру.) Чего испугались?
Гренадер. Так точно, ваше величество, дюже испугались.
Павел. Да чего же, дураки?
Гренадер. Беда, думали, во дворце. На дворе туман, зги не видать. А тут за гауптвахтой тревогу забили, да кто-то из ребят как крикнет: «Беда во дворце!» – так сразу и кинулись. Сами не рады. Черт, видно, попутал, померещилось…
Павел. Ах, дураки, дураки! Ну, что с вами делать?..
Анна (тихо). Прости, Павлушка!
Павел. Точно ли нет между вами изменников?
Гренадер. Государь-батюшка, все слуги верные. Повелеть изволь – умрем за тебя!
Солдаты. Умрем! Умрем!
Павел. Ну, Бог с вами, прощаю.
Гренадер (становясь на колени). Отец ты наш, милостивец! Пошли тебе, Господи! (Крестясь, целует ноги Павла.)
Павел. Что ты, что ты, старик? Этакий бравый солдат, а плачет, как баба.
Солдаты (окружая Павла и становясь на колени). Государь-батюшка, родимый! Благослови тебя, Господи!
Нарышкин, Головкин и Голицын говорят в стороне тихо.
Нарышкин. Посмотрите-ка, что с ними делается!
Головкин. Точно влюбленные.
Голицын. Как на икону крестятся.
Головкин. Царь-священник.
Нарышкин. Не человек, а Бог.
Анна (тихо). Видишь, Павлушка, как они тебя любят!
Павел. Да, любят. Вот бы на что поглядеть господам якобинцам – узнали бы, что крепко сижу на престоле. (Солдатам.) Спасибо, ребятушки!
Солдаты. Рады стараться, ваше величество! Ура! Ура!
Кушелев (становясь на колени). Осанна в вышних! Благословен Грядый во имя Господне!
Павел (подымая глаза к небу). Не нам, не нам, а имени твоему, Господи!
Елизавета (тихо Александру). Какая мерзость!
Библиотека – приемная Павла. Книжные шкафы красного дерева с бронзою. На стенах – виды Гатчины и Павловска. Канапе и кресла, обитые сафьяном. Налево – дверь в парадные апартаменты; направо – через коридор, в кабинет-спальню Павла. В глубине – окно на Нижний Летний сад. У окна маленький столик с бумагами, перьями и чернилами. Полдень. Сперва – луч бледного зимнего солнца; потом – сумерки. Оттепель, мокрый снег хлопьями.
Павел. Мария Федоровна. Александр. Константин. Елизавета. Пален. Роджерсон, лейб-медик. Кутайсов. Аргамаков, плац-адъютант Михайловского замка. Марин, поручик.
Мария Федоровна входит слева, лейб-медик Роджерсон – справа; посередине комнаты встречаются, почти сталкиваются.
Мария Федоровна. Где он? Где он?
Роджерсон. Не угодно ли будет обождать вашему величеству: государь никого принимать не изволят, – меня сейчас прогнали.
Мария Федоровна. Aber um Gottes willen, доктор, что случилось?
Роджерсон. Я и сам не знаю. Кажется, во время обычной прогулки верхом по Летнему саду его величеству дурно сделалось. Обер-шталмейстер Кутайсов бросился на помощь, но все уже прошло, только молвить изволили: «Я почувствовал, что задыхаюсь», – вернулись домой.
Мария Федоровна (всплескивая руками). Господи, Господи, что ж это такое?..
Роджерсон. Не извольте беспокоиться, ваше величество! Даст Бог, все обойдется. Маленький припадок удушья. Должно быть, действие оттепели. Надо бы кровь пустить. Ну да. Бог даст, и так обойдется.
Мария Федоровна. Ах, нет, нет, разве вы не видите, – он болен, не спит, не ест и все такой грустный… Я не знаю, что с ним… Гляжу на него, и сердце болит… и страшно, страшно…
Из дверей слева – Александр и Константин. Подходят к Марии Федоровне и целуют у нее руку.
Мария Федоровна. Слышали, дети, государь болен?
Константин. Государь болен, а мы под арестом.
Мария Федоровна. Под арестом? За что?
Константин. Бог весть. Сейчас водили в церковь присягать.
Мария Федоровна. Кому? Зачем?
Константин. Государю императору Павлу I. А зачем – неизвестно. Должно быть, усомнились в первой присяге. Только отчего вторая лучше первой – опять неизвестно.
Мария Федоровна (всплескивая руками). Боже мой, Боже мой, я ничего не понимаю!
Входит Пален.
Пален. И я ничего не понимаю.
Мария Федоровна. Граф! Наконец-то…
Пален. Извините, ваше величество, я к государю.
Мария Федоровна. Нет, нет, постойте, вы нам должны объяснить. Ради Бога…
Пален. Я уже имел честь докладывать вашему величеству: я ничего не понимаю.